Рокот от выстрела пронесся над лесом и Холмами, когда Кел, Винсент и Дик преодолели только первую треть склона вниз. И хоть после пережитого только что на вершине было бы странно пугаться ну вообще чего угодно – у всех троих на лицах разлился один и тот же лихорадочный страх. Потеряли девчонок, не уберегли. Канзорцы вырвались и убили беззащитных. Самые черные предчувствия застыли в потемневших взглядах, и тут же им на смену вспыхнул яростный гнев.
Винсент вырвал из мантии ворона, швырнул его вниз, серый силуэт помчался, на полной скорости скользя по ветру. Маг поднял с земли собственную тень и в два движения изменил ее: вместо величественной фигуры в мантии перед ним стоял сжатый, гибкий и быстрый воин, сплетенный из тьмы. Повинуясь указующей руке мастера, воин рванул вниз.
Ричард ринулся по склону, презрев всякую осторожность, но вместо того, чтобы упасть от силы, влекущей его быстрее и быстрее под откос, он прыгнул и пролетел в прыжке метров двадцать. Плащ его сложился в крылья, а вокруг сапог бились два смерча. Инерция несла его в полете словно выпущенный из пушки снаряд.
Кел, сморщив лоб, шарил по карманам. В руках его оказалась странная вещица: вьющаяся, хитрым образом изогнутая стеклянная трубка, внутри которой без остановки носился блескучий луч пойманного света. Разбив ее о камни под ногами, светловолосый распахнул руки, поймал свет, окутался им, словно растворяясь – и размытой светящейся фигурой скакнул на полкилометра вперед, пролетев практически мгновенно, почти по прямой.
Врезавшись полу-призрачным телом в обелиск, Кел отлетел назад, вскочил уже в нормальном человеческом облике. Кривясь от боли и потирая расшибленное плечо, подбежал к каменному столбу и приставил серебряную бирку. Обелиск дрогнул, снизу раздался рокот и гул, приглушенный метровым слоем земли – и призрачное бесцветное пламя взметнулось вокруг, раскаленные белые искры посыпались от места, где бирка Мэннивея прикоснулась в охранному обелиску Холма.
Кел отшатнулся, и крикнул:
– И тут огонь! Не пропускает!
Серый ворон скользнул у него над головой, казалось, он пролетит сверху и окажется за пределами охранного кольца – но жадный язык пламени взвился, настиг серую птицу и испепелил. Мгла боится огня, объятый пламенем, ворон развеялся практически мгновенно.
Минутой позже, серый воин, не ведавший усталости, домчался до обелиска, упал на землю, превращаясь в обычную, плоскую тень, и оттуда величественно воздвигся Винсент собственной персоной. В отличие от спутников, он совсем не запыхался, так как преспокойно ждал, пока его слуга добежит до нужного места и послужит точкой выхода для хозяина.
Дик резко приземлился, не допрыгав до обелисков один прыжок, смерчи на его сапогах иссякли. Ловко спускаясь по склону, он подбежал к Келу.
– Низверг не выпустит нас. Мы слишком много узнали, и можем остановить его пробуждение. Он не даст нам уйти.
Словно в подтверждение словам рэйнджера, по всем деревьям окружающего лесного кольца пронесся уже знакомый сильный, стонущий ветер, кроны громко шелестели и казалось, сам лес шепчет что-то многоголосое, недоброе, сильное. В ответ на гул ветра и листьев раздался дружный и крайне неприятный вой. Он несся с соседнего холма, не более чем в километре отсюда.
– Железные варги, – без тени сомнения определил рэйнджер.
– Не понимаю, – бледный Винсент лихорадочно соображал. – Как живой взрыв может управлять ветром и призвать себе на помощь каких угодно существ? Это вообще не его стихии!
– Варги в Холмах почти и не водятся, они прибежали с кротских пустошей.
– Несколько часов бега. Даже для них.
– Вызвал заранее. Все просчитал. Если канзорцы знали о нашем приходе, получается, и низверг знал…
– Предатель работает не только с канзорцами, но и с тварью из-под Холмов?!
Лучник выпустил стрелу в сторону леса, она свободно пролетела сквозь охранный пояс и канула в гуще листвы.
– Хотя бы не стена силы, просто пытается сжечь, это мы как-нибудь сможем пройти…
– Пока мы тут колупаемся, девчонки умирают, если еще не умерли, – рявкнул Ричард. – Придумайте уже что-нибудь, чудь!
Чудь среди них был теперь только один, но даже лишившись дарованных Странником сил, Кел сохранил сообразительность.
– Мы входили через другой обелиск, – воскликнул он. – И ничего, вошли! Не верю, что этот огонь прямо все их уже хорошо контролирует. Что ему тогда мешало нас на входе сжечь.
Подбежав к соседнему обелиску, растущему из земли в полусотне шагов, светловолосый приложил серебряную бирку. Обелиск дрогнул, из-под земли донесся рокот и гул – но прозрачное пламя лишь слабо лизало низ столба, не в силах подняться выше и охватить его целиком.
Ричард, не дожидаясь приглашения, перепрыгнул цепь и оказался на той стороне. Кел рванулся за ним, но пламя застонало и яростно взметнулось, преграждая ему дорогу. Винсент, бывший рядом, едва успел отскочить, прожженная мантия дымилась, из прорехи валила мгла.
– Проклятый огнивец, – злобно процедил маг, заращивая серую ткань. – Развейся!!
Развей-заклятье ударило в призрачный огонь, тот пригас на мгновение, и маг перемахнул линию охранной цепи. Не дожидаясь просьбы, он поднял собственную тень, и два одинаковых чудотворца, живой и серый, стали бить по огню развей-заклятьями. Раз-два, раз-два, заклятья сыпались словно от слажено работающей бригады войсковых магов.
Кел перепрыгнул прижатое к земле, воющее пламя, и все вместе они помчались вниз, к броневагону.
Алейна обвязала грудь плащом, и первым делом подбежала к Дмитриусу. С трудом распахнув ему корпус, бережно вынула многострадальных гремлинов. Сморщенные маленькие тела землисто-зеленого цвета безвольно висели в ее руках. Здоровенные уродливые головы с торчащими ушами, крупные зубы и когти. Ну и жалко же они выглядели – не успев отойти от взрыва, получили двойной разряд.
Целительный свет слабо помогало детям тверди, ведь они были наполовину живые, наполовину каменные. Будь здесь маг земли, он бы живо поставил их на ноги… Но Алейна уже изучила этих странных существ и знала, как им помочь.
Анна присела у колеса броневагона, собираясь с силами. Зарядов к огнестрелу у нее не было, поэтому она молча ждала атаки оставшихся канзорцев. Хотя бы тот, молодой прибежит на выстрел. Тяжесть латных перчаток придавала уверенности; хотя без доспеха их несоразмерность стройным женским рукам казалась вопиющей. Анна улыбнулась, против воли вспомнив постыдный случай, когда ей пришлось драться совершенно голой – но в своих перчатках.
Вирга влетел на поляну, увидел мертвого снайпера, распахнутую грудь Стального, и замер на секунду, принимая решение. Один на вражеской земле, до ближайшего крупного аванпоста день пути… избитая и израненная вусмерть, Анна не могла позавидовать положению совершенно нетронутого солдата.
Он успел вооружиться камнем и дубиной, но сейчас уставился на огнестрел, лежащий у ее ног. Черноволосая спокойно смотрела, ожидая, решится ли парень напасть. Калека против безоружного. Но молодой церштурунг понимал, что не пройдет и полминуты, в бой снова вступит Стальной воин, а ему противопоставить было совершенно нечего. Солдат сверкнул на нее глазами и побежал по дороге, ведущей из Земли Холмов.
Анна понимающе кивнула и скривилась от боли. Улеглась на траву. Боги, как хотелось спать!
Сильный ветер разгулялся в кронах, деревья тревожно клонились и дышали низким, протяжным воем, многоголосым шелестом листвы. И вслед объединенному стону ветра и леса, издалека донесся зловещий, опасный вой.
– Железные варги, – возмутилась Алейна. – Вот только этих тварей нам не хватало!
– Давай внутрь, – проскрипела Анна, с трудом вставая и держась за плечо. Уж за стенами броневагона волки-переростки до них не доберутся.
– Ты конечно залезай. Но вообще, толку-то! – возразила девчонка, быстро вымазывая маленькую землистую тушку чем-то крепящим. – Коней не спрячешь, а если отпустим, застрянем тут. Это низвергу и надо, хочет в ловушку загнать и не дать уйти. Варги не случайно прибежали, они здесь вообще не водятся! Если из Кротских пустошей примчались, значит, тоже по нашу душу.
Анна выругалась.
– Схрррриии! Тттшш… – надломлено, мученически заскрипел первый гремлин, очнувшись. Ялвик, или может Ниялвик, Анне отсюда было не видно, да и различить этих маленьких тварюков без досмотра мог только Дмитриус.
– Живой, живой, – ответила ему жрица. – Вот не надо глазищи закатывать, сахры все равно не дам, не сейчас! Давай, врубай хозяина!
Второй гремлин уже скрипел в тон первому, жалуясь на жизнь и требуя ласки и лакомства, на что Алейна строго заметила:
– Если вы так громко убиваетесь, значит у вас все в порядке. Оно и правда, вы жилистые, как медная жила. Хорош скрежетать, за работу!
– Убью!! – громогласно ухнул Дмитриус сразу же, как пришел в себя. – Чтобы я еще хоть раз оставил в живых пленника!..
– Милый, – взмолилась Алейна, – не обыскали мы их как следует, зря. Первый раз такие штуки вижу. Зато теперь знаем, какие фокусы у этих церштурунгов… Вломим Ричарду, не отыскал потайные занычки, это ведь его дело. Но из этого не следует, что надо всех убивать!
– Или ты их, или они тебя. Когда ты уже поймешь. Вон, этот понял, – мрачно проронил стальной воин, указывая на распростертый в луже крови труп Ганса Штайнера.
Алейна вздохнула. У нее не было сил подойти и сделать с телом хоть что-то, слишком много всего сплеталось в груди при взгляде на мучавшего ее канзорца. Дмитриус молча посмотрел на девушку, развернулся, ухватил Ганса за ногу и поволок в чащу, чтобы какой-нибудь куст стал последним пристанищем его телу.
– Собаке – собачья смерть, – негромко сказал он сам себе. Гремлины не понимали смысла поговорки, но идеально чувствовали оттенки тона хозяина, поэтому одобрительно зацокали и заскрипели. Они были химерами, выведенными магами в незапамятные времена, в общем, врагами Чистоты, хоть и слышать о ней никогда не слыхали. Но теперь очень, очень не любили ее приверженцев.
– А вы лезьте в броневагон. И там сидите! – строго наказал Дмитриус. – Во мне сегодня поразительно небезопасно…
Гремлины с сожалением заскрипели. Привыкшие к темноте и тесноте, они с трудом переносили открытые пространства – и не радовались даже таким тесным, захламленным помещениям, как повозка ханты «Лисы». Впрочем, для них внутри был оборудован сундук с мягким сукном и затаренным лакомством: подсушенными какашками летучих мышей. Так что нескладные, крепкие карлики с тонкими палками рук и мощными лапами поспешили исполнить команду хозяина.
Алейна отвернулась и взялась успокаивать взволнованных лошадей.
Анна, сдерживая стоны, влезла на свою койку внутри броневагона. Какое счастье, что в свое время она закрутила с Молотом – и речь шла не про упражнения да тренировки, а кое-что поприятнее, – за это ей перешел в наследство закрытый ширмой закуток с единственным мягким, обитым кожей спальным местом, устланный немного вытертыми, но все еще зверски приятными наощупь шкурами. Закуток вождя. Теперь, при полном отсутствии у обеих какой-либо личной жизни, они спали тут вдвоем с Алейной.
Серый воин вбежал на поляну, вспрыгнул на крышу броневагона и замер. Винсент не величественно выступил из него, как обыкновенно бывало, а торопливо вылез боком.
– Что? – спросила Алейна, внимательно поглядывая на него снизу-вверх.
– Кошмар, – серый махнул рукой, мол, даже не знаю, как все это объяснить. На лице его было написан сильнейший раздрай. Он подкинул вверх ворона и улегся смотреть его глазами за тем, какие еще неведомые враги окружают многострадальных (даже только за сегодня!) Лисов.
Парой минут позже вбежали и оставшиеся двое: красный, задыхающийся от бега Кел, и немного запыхавшийся рэйнджер. Глянув в потерянные глаза собрата, Алейна тут же поняла, что по-настоящему страшное случилось не с ней, а с ним. Но что? Поговорить они не успели – сзади, из глубины леса, в стороне от дороги, идущей вглубь древней земли, послышался крик, заглушенный расстоянием и густой чащей, но отчаянный и громкий, за ним еще один, и остервенелый рев.
Кажется, церштурунги не успели добраться до схрона.
– Варги близко, – подтвердил Винсент. – Минут пять до нас лесом… Уже бегут! Не стали даже жрать кого они там догнали. Кто-то ведет их конкретно на нас. Но дорога на равнину пока свободна!
– Надо решать! – воскликнула Алейна. – Отпускаем лошадей и держим оборону? Или едем все вместе?
– Конечно едем! – Ричард уже проверил уздцы и поводья у передней пары и теперь переводил впряженных сзади коней наперед. Закончив с помощью Алейны за считанные секунды, взлетел на козлы. – Придай им сил, пусть мчатся, как геронские скакуны. И давай ко мне, будешь держать их в узде, чтобы не взбесились от варгов. Учитель, шли ворона в Землец, пусть выезжают к нам навстречу, и возьмут побольше лошадей! Кел, найди внутри арбалет и стреляй через дыхалку.
– Они отклоняют железо, – напомнила девчонка, – из арбалета бестолку. Вот огонь…
Три трофейных «огненных смерти» лежали в подпольном тайнике броневагона.
– Ну вынимайте! Только кто метать будет? Кроме Анны никто как следует и не швырнет.
– Так сделаем Анну, – развел руками маг, развеял воина и поднял тень воительницы, наполнив ее мглой. Налившись темнотой и весом, тень черноволосой вспрыгнула через люк на крышу – так же ловко, как могла сама Анна – и встала рядом с ним.
Когда низкий, странный, протяжный рев сотряс все пространство на километры вокруг.
Прочие звуки сразу стали неслышны, всех и вся пронизал вибрирующий, неземной трубный стон. Казалось, от него трясутся горы, леса и холмы.
– Это еще что?.. – одними губами спросила Алейна в наступившей вслед за этим полной тишине.
– Нно! – рявкнул Ричард, приводя скакунов в чувство. – Пошли, славные, пошли!.. Какая, к схарровым потрохам, разница?! Ничего хорошего!
Четверо коней стронули тяжелую повозку, потянули, повели, покатили, понеслись все быстрей и быстрей. Близкий вой варгов взбодрил их сильнее плети, а доброе слово Алейны пока бороло панику. Свет облек каждого из них и растворился в гривах, спинах, боках. Кони поверили, что выдюжат, и помчались вперед. Хоть ноша была и очень тяжела, им удалось развить скорость – бронированная повозка мерно рокотала на ходу, лязгала на ухабах, казалось, она разогналась так, что несется все быстрее, уже сама по себе. Но легконогие варги быстро догоняли.
Темные тени гигантских волков замелькали по бокам дороги, лошади протяжно заржали одна за другой.
– Защищайте коней! – крикнул Ричард, и он был прав. Варги ничего не могли сделать с самой повозкой, но они могли вызвать бешенство скакунов, попытаться на скорости завалить их вбок и опрокинуть броневагон на подвернувшейся кочке или валуне.
Тормозить коней было бесполезно, они бы не остановились, инстинкт гнал их вперед. Скоро они выдохнутся от тяжести и просто падут, в отчаянии и пене. Чтобы не допустить этого, у лисов был только один шанс: убить преследующих тварей как можно быстрее. И лисы принялись за дело.
Один из варгов, несшийся ближе всех, взорвался канзорским огнем, с ревом покатился, ломая кусты, вжимаясь в землю, тщетно пытаясь скинуть пылающую смерть. Второй прыгнул – и прямо в прыжке его поймали и оплели стремительно взметнувшиеся заросли – Алейна влила поток живительного света в нависшие над дорогой кусты, и поймала варга как рыбу в сеть. Третий напрыгнул и обеими лапами рванул беззащитную плоть передней лошади – но щит света вспыхнул, обжигая его, варг с воем и дымящимися лапами на полном ходу полетел в подлесок.
Вторая огненная смерть накрыла сразу двоих, бежавших бок о бок. Самец и его самка, захлебываясь криком, покатились по земле, схватились с не знающим пощады огнем не на жизнь, а на смерть. Тень Анны была бессердечна.
Винсент дважды выстрелил из маленькой баллисты, закрепленной на крыше, но окованные колья, с силой бившие в упор, отогнуло в сторону и отбросило – каждого из железных варгов окружало магнитное поле. Вспомнив, что он маг, а не балист, сероглазый на пределе своего мастерства отнял тени сразу у троих чудовищ. Они налились свирепой тьмой, вырастая у варгов из-под ног, и набросились на сородичей во плоти. Сумятица, куча-мала, остервенелый рык, клочья шерсти и мглы, летящие во все стороны, быстро остались за поворотом.
Стальной воин, стоявший на самом краю крыши, прямо позади Ричарда, наконец-то, с пятой или шестой попытки, поймал прыгнувшую тварь, отскочившую от щита света. Раздался душераздирающий крик: яростный рев и скулящий визг одновременно, когда он могучими руками принялся ломать варгу хребет. Это было не так-то просто, в холке шкура железных волков сама по себе как броня, да и силы варгу тоже было не занимать, Дмитриус подтащил его под себя, насел весом, вмял зад варга в крышу, а голову за бронированный борт и ломал обеими руками шею сверху вниз. Всех передернуло от вызверенного, бурлящего лая и громкого хруста. Исковерканный труп ударился о пыльную дорогу, подпрыгнул и свалился снова – но броневагон уже унесся вперед. Дмитриус выпрямился, и все увидели, что на груди у магически усиленного двойного доспеха – глубокая продолговатая вмятина от зубчатой холки железного волка. И две глубоких борозды от его когтей…
Трое варгов меж тем прорвались к лошадям, щиты света уже разрядились, отогнав предыдущих, новые беспрепятственно врезались в незащищенные крупы и бока. Воздух содрогнулся от отчаянного ржания, а броневагон от резких рывков. Два варга повисли на передней лошади, до которой никому из Лисов было не дотянуться, и вгрызались в нее прямо на ходу. Алейна в отчаянии метнула обездвиживающее заклятье, варга скрутил спазм, он свалился прямо под копыта, а затем по нему прокатился грохочущий броневагон на полном ходу… Последняя огненная смерть промахнулась и накрыла ни в чем не повинную корченную ель.
Ужасный рев, сотрясающий лес и Холмы, повторился снова. Варги вжимали уши, лошади прятали головы от вибрирующего трубного гласа, у людей шла кругом голова. Невероятный звук шел из глубины древнего леса, с нескольких километров отсюда, но был настолько всеобъемлющим, что дрожало небо.
– Давай! Давай! – закричал в наступившей тишине сиплый голос Ричарда, он стегнул коней несколько раз кряду, резкой болью пересилив оцепенение, которое рев вызывал во всех живых существах. Замедлившийся было бег вновь ускорился.
Лес внезапно оборвался, громкая кавалькада, вздымающая пыль, брызги крови и ошметки шерсти, выскочила на залитый солнцем луг. Дорога выровнялась, без лишних извилин упираясь в сверкающую речку четверть лунна впереди. Но до синих вод Повитухи им не доехать – передняя лошадь билась в крови, уже падала, ноги ее подгибались; трое остальных, с рваными царапинами в крупах и боках, хоть в целом пока невредимые, какое-то время еще волокли вперед всю запутавшуюся мешанину из поводьев, варгов, своих окровавленных тел, безумного ржания и яростного рыка – но сил уже не осталось, взмыленные и дрожащие, они замедлили бег, стали рваться в разные стороны. Броневагон застопорился серией из трех резких рывков, от каждого из которых неловкий возница вылетел бы с козел, а неопытный пассажир слетел с крыши и покатился по земле – но неловких и неопытных среди Лисов не было.
Как только последним рывком их повозка практически встала, Алейна воздела руки и снова воскликнула молитву о животворной волне. Девчонка развела ладони необычно широко, пытаясь захватить большую площадь и прорастить заросли так стремительно, как только могла – от усилия у нее носом пошла кровь. Но прозрачная зеленая волна низверглась сверху на всех лошадей сразу, и буйные заросли разом вымахали из-под земли, отгораживая коней от большинства варгов.
Тень Анны соскочила вниз и встала бок о бок с тенью варга, прикрывая лошадей. Двое железных волков обрушились на них, свалили и погребли под собой, клочья мглы полетели во все стороны.
Ричард, убедившись, что броневагон надежно встал, хотел заскочить на крышу и все-таки взяться за лук, но могучий варг в прыжке сорвал его с козел и рухнул на землю, вышибив из рэйнджера дух. Ситуация сразу стала критической. Винсент развеял ослабевшую тень и на ее место вызвал двух новых. Но было видно, что он уже устал: тени вышли слабые, бледные, набросившись на вожака, они лишь немного замедлили его расправу над практически потерявшим сознание Ричардом.
Туда же подскочили двое отставших варгов. От стаи осталась половина, всего пятеро неискалеченных огнем и готовых убивать тварей. Но среди них вожак.
На крыше появился Кел. Взлохмаченный, сосредоточенный, с печатью мрачных мыслей на лице. Как большой обиженный и потерянный малыш-карапуз. В руках его красовалась двуручная булава с шипастой звездой и торчащим из нее острием. Не далее, как месяц назад он сам запрятал здоровенное орудие – неуклюжее, но страшное в умелых руках – в подпол, где пылились и прочие трофеи лисьих побед. И вот вдруг она пришлась к месту, эта потемневшая от битв безжалостная молотящая тварь. Спрыгнув вниз, Кел с кряхтящим стоном занес шипастого монстра, чтобы обрушить на железного вожака, но два варга свалили светловолосого с ног и принялись рвать его на части.
Алейна в ужасе вскрикнула, и едва не спрыгнула к нему в безнадежной попытке спасти, но Дмитриус железной рукой удержал ее чуть ли не за волосы.
– Сиди!! – гулко проорал он, и сам спрыгнул с крыши.
Жуткий лязг прокатился по лугу, стальной воин с трудом удержался на ногах даже от простого вертикального прыжка, но удержался, и попер вперед.
Пара волков рвала Кела, обреченного на гибель без даров Странника – но странно, из этой кучи-малы до сих пор не взвился фонтан крови; двое других схватились с собственными тенями и одолевали их.
Алейна сделала единственное, что могло спасти Кела и Ричарда – сжала весь свет, который была способна призвать, в крошечное сияющее солнце – и отпустила прямо перед ощеренной мордой вожака стаи. Все пространство залил слепящий, жаркий солнечный свет. Бледные тени Винсента еще сильнее выцвели и ослабли от яростного солнечного сияния, но оно того стоило – свет привел в себя Ричарда. Его он явно не слепил, спасибо, милосердная Матерь!, а наоборот, добавил сил. Рейнджер сумел вдохнуть впервые после того, как из него вышибли дух; закашлялся и вскочил.
Все пятеро волков крутились, мотали головами, ослепленные.
Винсент выхватил из складок своей мантии блестящий черный жезл. Взглянул на него с жалостью и болью, но делать было нечего – метнул, как дротик, в эпицентр боя. Стальной воин добрался до кучи-малы, и одновременно с ним в свару стали, клыков и когтей, ушел жезл Винсента. Там что-то грохнуло, и внезапно оттуда вспухла иссиня-черная, пронизанная молниями сфера непроницаемой тьмы. Молнии змеились внутри и по краям сферы, казалось, оттуда доносятся заглушенные крики и рев.
Сфера тьмы загустела, резко сжалась, молнии поблекли и угасли, тьма оседала хлопьями вязкой, мокрой ваты, сжимаясь и растворяясь в воздухе. Словно плотная черная пена, она обваливалась пластами и превращалась в липкую темную жижу, растекаясь по земле и обнажая лежащих: Ричарда, Кела, четверых варгов и их вожака. Все были покрыты осклизлым слоем мглы, жидкой как грязь, оглушены, замедлены, дезориентированы. Волки трясли головами, люди пытались отереть лица от липкой жижи. Позабыв о битве, они медленно приходили в себя. А два серых волка, послушных Винсенту, напитались от взрыва мглы и явно стали крупнее, сильнее. Чернее.
Дмитриус врубился в оседающее серое месиво. Он целенаправленно шел к вожаку, а тот медленно тряс головой, все еще не понимая, что произошло – сначала ослепленный и оглушенный солнечным жаром, затем омраченный и утопленный в гуще мглы. Пользуясь этим, Ритчард отполз в сторону, выбрался из склизлого сумрака, обтирая лицо, но тоже двигался как во сне.
Из дымящейся лужи мглы рывком воздвигся Кел. Весь покрытый черным, почему-то совсем без красного. Выдравшись из липкой жижи, он вышел к своим. Два варга, рвавших его, пытались подняться на слабых, разъезжающихся ногах, но не смогли и упали в серую пену.
– Ни единой раны! – хрипло изумился серый маг, глядя на грязеволосого. – Как?!
Кел, как сомнамбула, прошел мимо, явно не понимая, о чем речь. Он выудил из липкой серой жижи свой шипастый крушитель, медленно-медленно пристроился и обрушил его на варга. Магнитное поле отклонило даже этот прямой тяжелый удар, но совсем немного. Палица врезалась зверю в плечо и продрала шипами бок, варг содрогнулся и издал глухой непонимающий «вав».
– Убить! – скомандовал серый маг, две тени слитным движением бросились на четверых живых волков; те рыкнули и приняли бой.
Вожак наконец вскочил, свалил Кела в грязь и вгрызся ему в горло, но тут Дмитриус добрался до крупной черной фигуры. Взял его шею в захват, и они застыли, покачиваясь в стиснутом равновесии, только слышался сдавленный рык могучего варга.
Алейна спрыгнула с повозки и бросилась на помощь израненным лошадям. Выращенные ею заросли пропускали жрицу, расступаясь перед ней и смыкаясь за спиной. Клевер был сильно ранен, порванная нога подергивалась, кровь неторопливо красила ее широким потеком. Крынка умирала, билась в мучительной агонии. Девушка секунду смотрела на них, приняла решение. Обхватила морду Крынки, заглянула в пылающие страхом глаза. Лошадь доверчиво потянулась к спасительнице, отдалась в руки, которые всегда несли ласку и избавление, убирали боль. Помоги, говорили ее глаза, спаси, мама.
– Открой двери лета для малой твари полей, Милосердная Матерь, – взмолилась рыжеволосая. – Впусти ее в страну дождей и солнца, пусть бег ее будет вечным.
Девчонка выгнулась, вдыхая полную грудь – и выпустила дыхание смерти. Глаза Крынки закрылись, судорожный вздох разгладил бьющееся тело, как волна. Свет всколыхнулся, когда призрачная фигура вольно скакнула прямо из искалеченного тела, из окровавленной путаницы поводьев и хаоса сплетенных ветвей – в просторы свободных полей. И растворилась в воздухе.
Алейна встала, в руках ее светилась жизненная сила, взятая от умершей. Шагнув вперед, она коснулась раненой ноги Клевера и закрыла глаза. Благодатная сила влилась в коня и раны его срослись, одна за другой. Громкое ржание возвестило, что он в порядке.
Алейна вздохнула, устало держась за коня.
– Спасибо, Крынка, – прошептала она. Но мертвая лошадь ее уже не слышала.
Ричард влез на крышу и натягивал лук, выбирая стрелы помощнее. Кел снова встал, медленно и упорно, как маньяк, отер грязь с лица, отыскал в грязи шипастое орудие, и двинулся в сторону Дмитриуса с вожаком.
Четверо варгов бились с двумя тенями и постепенно одолевали их. Тени не ведали боли и усталости, но мгла лилась из рваных ран в их телах, а теряя мглу, они бледнели и слабели. Впрочем, тени успели достаточно изранить варгов. Один из них умирал, трое других являли все разнообразие повреждений: отпечатки копыт на броне, обугленный хвост и обожженный бок, опаленные щитом света лапы и нос, остатки липкой серой жижи, замедлившей движения, раны от когтей и укусов теней, вмятина от удара шипастой палицей…
Кел обрушил палицу, но она лишь мазнула пустоту, обходя вожака по дуге, его магнитное поле было еще сильнее, чем у остальных. Мокрый и склизлый, варг вывернулся из захвата Дмитриуса, свалил его, оттолкнувшись задними лапами от стального корпуса, скакнул огромным прыжком метров на пять, чтобы уйти из вязкой жижи. Развернулся и хрипло завыл. Он припадал на переднюю лапу, всклоченная шерсть торчала по окружности шеи и холки, а еще на шее виднелся кровавый след от плечевой дуги латного воина.
Трое железных волков окончательно разодрали ослабевшие тени, сгрудились вокруг вожака, и осторожно, с низким грудным рычанием, двинулись в обход черной лужи и броневагона, к коням. Стальной и Кел пошли им наперерез.
– Кел! Лезь наверх! Они же порвут тебя!
Светловолосый и бровью не повел. То ли вожак не успел секундами ранее дотянуться ему до горла, то ли… объяснений тому, что он до сих пор жив, не было.
Ричард выпустил по тварям пять разных стрел, и все без толку – совокупное поле варгов отбрасывало их в стороны, как щепки. Огненный, ледяной, ядовито-дымный росчерки, как обрывки неудачного фейерверка летели в шелестящую траву. Сильный свежий ветер дул с невысоких Хеймских гор, освежая изможденных боем. Что-то извечное почудилось Алейне в этом ветре, едва уловимый дух разгоряченного солнцем скального камня, явственный запах луговых трав и цветов. Что-то еще, другое, звериное, многообразное…
– Ну? – прикрикнул Ричард. – Будете нападать, или струсили, суки?
Он сменил лук на багор и, помятый, пришибленный, с окровавленными губами и разодранной рукой, весь в испаряющейся серой грязи, выглядел очень кровожадно.
Волки словно и ждали какой-то реакции со стороны врагов – вмиг окружили Стального воина, но, естественно, не драли двойной доспех когтями и не пытались кусать, а сжали его своими телами со всех сторон, повисли на нем и, тяжело дыша, повалили. Дмитриус пытался ухватить хотя бы одного, но волки действовали на удивление слаженно. Кел вдарил одному из них булавой по хребту, та соскользнула, оставляя тонкий кровавый след, зверь рыкнул, но не отступил, налегши всем весом на руку Дмитриуса.
Они сгрудились на павшем латном воине, не позволяя ему встать, и странно тыкались в него мордами. Когда раздался душераздирающий скрежет и Дмитриус весь стал покрываться растущими вмятинами, Лисы с ужасом осознали, что происходит.
– Они его корежат! Силой тверди крутят металл!
Кел снова занес свое орудие, но потерял равновесие и грохнулся назад под его весом.
Спасение пришло откуда не ждали, причем, так стремительно, что никто не успел ничего предпринять. Гремлины высунулись на скрежет из безопасности броневагона, возбужденно застрекотали, вскарабкались на самый верх бортика – и завизжали от ярости, увидев, что происходит с хозяином. Неуклюжими прыжками они сиганули сверху вниз и без малейшего страха подскочили к своре рычащих чудовищ. Тоненькие руки беспрестанно жестикулировали, и секундой позже вокруг них уже летали камни размером с человеческий череп, вырванные злобными карликами из-под земли! Не будучи металлическими, они врезались варгам прямо в морды, когда те не успевали отпрянуть. Лисы с удивлением смотрели, как тоненькие кривые ножки топали по земле – и оставляли трещины и вмятины, следы своей маленькой, но громкой ярости.
Варги взвыли, один из них, помоложе и поглупее, попытался схватить гремлина мощной пастью и раскусить надвое, но тщедушный пройдоха щелкнул пальцами и сделался каменным, варг заскулил и выплюнул его на землю вместе с обломком зуба.
– Крррхх!! – заорал на него гремлин, вцепился ему в бедро и мигом оказался у варга на спине, тот взвыл и с испугом взбрыкнул. Гремлин удержался, ловко вскарабкался на железную бронированную холку и внезапно погрузил обе ручки внутрь варговой брони. Тонкие кривые пальцы с цепкими коготками прошли сквозь железную броню, будто ее и не было. Добравшись до нежного мяска, гремлин с наисвирепейшим выражением лица впился в него когтями и закрутил руки крест-накрест, как следует продирая провинившегося волка.
Молодой варг, привычная защита которого будто вмиг куда-то исчезла, взвыл от боли и испуга высоким, щенячьим скулежом и принялся кататься по земле, чтобы сбросить или раздавить страшного врага. Но тот соскочил, долбанул его летающим валуном по носу, и побежал к собрату, ведущему неравный бой с троими врагами сразу.
Второй гремлин тем временем вспрыгнул хозяину на грудь и устроил искрометный цирк-шапито: оттарабанил неуловимо-быстрый ритм ногами по хозяйской груди – и от шерсти прижатых к ней варгов пошел дым. Твари отпрянули, и стало видно, что корпус Дмитриуса на глазах краснеет и раскаляется. С недовольным ревом железные волки отбежали от добычи, но гремлину и этого было мало.
– Уррргх!! – он затопал ножками, замахал ручками, и вызвал из земли сразу двоих… пыльных элементалов. Два невысоких, быстрых смерча заелозили по траве, вздымая все больше пыли, и двинулись на волков, грозя запорошить их морды, лишить носа и глаз.
Четверо варгов, израненных, но не побежденных в битве с опытной серебряной хантой, сваливших Стального и едва не превративших его в груду неподвижного искореженного металла – пятились, отступали, а двое маленьких землистых гремлинов, похоже, только разогрелись, потому что плечом к плечу двинулись вперед, один направлял пылевые смерчи, а второй щелкал пальцами, и под ногами то у одного, то у другого из волков трескалась земли, их ноги проваливались в трещины и застревали там, варги выдирали их, отступая все дальше и дальше.
Кел, о котором все забыли в гвалте и абсурде происходящего, подкрался сбоку с палицей на плече и нанес титанический удар. Кажется, он немного освоился с Ёжищем (именно так, вспомнил Винсент, назывался шипастый двуручный монстр), потому что светловолосый слегка крутанул корпусом, палица скатнулась с его плеча и рухнула хромому варгу прямо на голову. Удар был настолько смачный, что от совокупности звуков передернуло всех – и варгов, и людей. Даже Дмитриус, деформированный в четырех местах и с трудом встающий с земли, дрогнул.
– Щорщ! Щоорщ!!! – торжествующе вскричали гремлины хором, и бросили все силы в атаку. Пыльные элементали ринулись вперед, из земли выворотилась новая пара прыгучих камней и поскакала молотить несчастных зверей по бокам и животам.
Варги отчаянно взвыли – и всем скопом сорвались с места. Они бежали назад, в родные Кротские пустоши. Великий зов, подчинивший железных волков, не смог совладать с беснующимся в их груди негодованием от понесенных потерь… и пережитого унижения.
– Охренеть, – только и сказал покосившийся Дмитриус, глядя, как его миньоны с победой возвращаются домой, то есть к нему внутрь. Приникнув к стальной родине, гремлины втянули когти и принялись выправлять погнутый двойной доспех, постукивая костяшками тонких пальцев и что-то друг другу бормоча. Металл плавно скрежетал, скорее даже пел, разглаживаясь и затвердевая под их чуткими руками.
– Мы и не знали, что вы так сильно переживаете за папочку, – усмехнулся Кел.
– Мы вообще не знали, что они уже так подросли, – возразила Алейна. – Это магия взрослых гремлинов, молодняк на такую силу не способен.
– Одной пользой больше, – откликнулся усталый Винсент. – Смогут не только починять его между боями, но в критической ситуации и в бой вступить. Пора посвятить их в Лисы, – усмехнулся он.
Шутка не произвела впечатления на Ричарда, который глянул на учителя из-под густых бровей. Его самого в Лисы так до сих пор и не посвятили, хотя это давным-давно стало излишне, серебряная бирка ханты на плече рэйнджера красовалось более чем заслуженно.
– Не надо, – отрезал Дмитриус. – Они не боевые. Они для ремонта. И для изобретений.
– Конечно не надо, – согласилась Алейна. – Нам повезло, что железные варги дети тверди. Как и Ялвик с Ниялвиком. Они родственные твари и чуют родство, причем, гремлины более воплощенные дети земли, их контроль над стихией заметно выше. Варги чувствовали их как старших по иерархии. Будь волки другой стихии, они бы так легко не отступили.
Жрица в силу образования в Янтарном Храме хорошо понимала взаимосвязь мировых сил и связанных с ними живых созданий.
– В серьезном бою малышам не выжить, а тут… очень кстати пришлось.
Она поневоле заулыбалась.
– Ну и хорошо. Хотя бы одной проблемой меньше, – кивнул Винсент. – Что делать с лошадьми, они выбились из сил и не дотащат нас до Землеца. И даже до скрова не дотащат. А нам нужно быстрее убираться отсюда, запечатанный не просто так из кожи вон лез, чтобы нас не выпускать. Если он варгов прислал, может, пришлет еще кого-то!
– Так что случилось на Холме?! – воскликнула жрица, разом вспоминая все безумства, произошедшие в последние пару часов. – Какого черта на нас напали варги?! И что это был за ужасный РЕВ. И почему ты ничего не делал во время боя, Кел?!
Мужчины молчали, не зная, с чего начать и как объяснить.
– Как это ничего не делал, – сумрачно сказал светловолосый, снова напоминая обиженного карапуза. – А это что?..
– Это идиотская, кровавая дубина с… иголками. Какого черта ты к ней прилип, почему не захватил разум вожака и не приказал ему убираться? Почему не погрузил их в сон? Почему…
– Алейна… – кашлянул серый маг.
– …не внушил им, что нас тут нет? Или хотя бы не скрыл плащом пилигрима наших коней?!
– АЛЕЙНА.
– Что?!
– Низверг из-под Холма отнял у Кела связь со Странником. И все воспоминания о нем.
Глаза девчонки расширились. Кровь отлила от ее лица, она отступила назад.
– Что??
– Вы уже второй раз говорите про этого Странника, – мрачно напомнил Кел. – Объясните, кто он такой. Это бог, да? Я был его жрецом?
Алейна потрясенно молчала, не в силах даже закрыть рот.
– Ты вообще помнишь, кто мы и что здесь делаем? – уточнил Дик.
– Конечно помню, – в светловолосом на секунду проявилась обычная уверенность и напор. – Мы ханта, и самая лучшая.
– Ну конееечно, – рассмеялся Винсент.
– С Келей все в порядке, можем ехать дальше, – сплюнул Ричард.
– Я прекрасно помню, что мы защищаем холмы и выполняем опасные заказы. Раньше были под Кланами, теперь служим Хилеону. Я все помню. Ты серый маг, Анна воин, Алейна жрица Хальды Милосердной, Дмитриус ходячий доспех, а ты, косматенький, подрабатываешь у нас стряпухой, – Дик засмеялся, но не зло, он регулярно готовил на привалах. – В общем, все-все-все. Но не помню… что я делал. Как я… вносил свой вклад. Я ведь… важная часть ханты?
– Ты архи-важная часть ханты, – проронила Алейна, преодолев шок. – Каждый важная… Но ты все равно архи-важная.
– И что же я делал?.. Что такое «плащ пилигрима»?
Изумрудные глаза девчонки увлажнились. Она сказала что-то.
Но ее слова потонули в страшном реве, сотрясшем равнину, серовато-зеленые Хеймские горы и древний лес.
От силы этого нечеловеческого, чудовищного рева все содрогнулись. В нем пульсировало первобытное, древнее. Ветер снова заметался по равнине, завыл, отголоски дальнего рокота пронеслись над жмущейся в испуге травой.
– Да что же такое! – воскликнул Винсент. Он не мог призвать серого ворона, потому что отправил его с сообщением в Землец. Маг чувствовал себя ослепшим и понял, насколько привык смотреть на мир сверху, чтобы видеть, что за новая опасность преследует Лисов.
Ричард, как только первобытный Зов отзвучал, вскочил на крышу, живо встал на бортик и вгляделся в стену лесов.
– Ооо… А… – внезапно сказал он севшим голосом.
– Ну, что там?!
– Смотрите, – сипло ответил рэйнджер, указывая рукой в сторону Холмов.
Все повернулись и увидели, как лес дрожит и шатаются кроны. Из чащи вытаптывалась живая лавина: бурая, серая, черная. Дальний рокот, бурно дробящийся по земле, становился с каждой секундой слышнее – сотни, тысячи лесных зверей мчались из леса, волки бок о бок с медведями, росомахи с зайцами, олени с лосями. Мчались в сторону гор. В сторону броневагона.
– Их Крик напугал? Бегут от него? – испуганно спросил Винсент.
Алейна и Дик синхронно покачали головой; он разбирался в жизни леса, она в повадках зверей.
– Зов собрал всю животину из этой оконечности! И на нас направил, – лихорадочно воскликнул Дик. – В жизни такого не видел… Алейна, буди Анну! Садитесь с ней на Лягу, она худо-бедно унесет вас обеих. Кел, ты на Клевера, а вы, учитель, на Щавеля. Скачите в разные стороны, вы с Анной в Землец, ты в Рынку, а вы в Шпон.
– А ты? Вы с Дмитриусом?
– Гремлины могут уйти под землю. Дмитриус стойкий. Я… убегу.
– Может спрячемся в броневагоне? Ну что они смогут сделать, это же в основном обычные звери…
– Алейна, это лавина! Она нас снесет, если сейчас не уйти! В холмах есть твари, способные в одиночку разнести броневагон в щепы. По коням!
Лошади стояли как вкопанные, в их глазах была пустота.
– Но! Пошла! – кричал Ричард, стегая освобожденную Лягу, она только мелко дрожала и не двигалась. Алейна пыталась говорить с лошадьми, внушить им свою волю, используя зов Матери, но тщетно, их уши, глаза, ноздри – все их существо было захвачено иным, древним и могучим Зовом.
Количество странных и зловещих вещей, произошедших сегодня с Лисами, перешло в качество: лавина неслась в их сторону, оставались считанные минуты до того, как она сметет маленьких, испуганных людей. Гремлины, разинув рты, смотрели на этот ужас, затем топнули ногами и провалились под землю. Дмитриус надеялся, что глубоко...
– Внутрь, – сказал Винсент. – Выхода нет. Защищаемся там.
Словно в ответ на его слова, над лесами вздулась растущая тень, от которой шел мелкий, визгливый шум. Тучи, рои больших и малых птиц поднялись, истошно клича, развернулись на все небо. И полетели сюда.
Лисы молча заскочили в броневагон, задвинули дверь, опустили штурмовые засовы. закрыли люк изнутри, затянули цепь. Застопорили колеса, выдвинули серпы, кромсатели, шипы, заложили все дыхалки, кроме тех, в которые смотрели.
Даже через дыхалки и узкие бойницы для вентиляции и стрельбы, масштаб происходящего отнимал дар речи. Земля дрожала и даже немного тряслась, вещи падали с полок и катились по дощатому полу, а от надвигающегося рокота и клекота начинало закладывать в ушах. Анна застонала сквозь тяжкий сон.
– Хоть гремлины спасутся, – сказал Дик. Громко, уже перекрикивая разнобойный грохот и лоскутный рев живой лавины. – Под землей их не достанут. Да и не нужны они никому.
– В крайнем случае, – решился Винсент, – уйдем в сумрак. Держитесь рядом, если сруб и оковка не выдержат, все провалимся в первый слой.
– Сколько ты сможешь нас там продержать?
– Не знаю. Полчаса. Может час.
– Тогда давай лучше сейчас! Чтобы не в панике уходить, так шансов больше.
Маг кивнул. На нем буквально лица не было: Винсент ненавидел даже малую ответственность, а сейчас от него зависело выживание всех. Нахлынувшая бледность смыла цвет с его скул и щек, и оказалось, что Винсент не бледный, а пугающе, нечеловечески серый. Мгла, окружавшая мага день и ночь, въелась в его черты, омрачила кожу и даже волосы. Из-под темного капюшона на них смотрел призрак с болезненно блестящими глазами.
– За руки, – крикнул он, усаживаясь лотосом. – Держитесь крепко, Алейна, возьми Анну!
Винсент закрыл глаза, сжав руками плечи Алейны и Ричарда. Отрешился от нарастающего безумия, беснующегося все ближе. Сосредоточился.
Он не мог всколыхнуть пространство руками, ухватившись за собственную тень – поэтому уводить в сумрак людей было вдвойне трудно. Мантия услышала шепот хозяина, всколыхнулась и разрослась, охватила сгрудившихся Лисов покровом шелковой мглы. Грохочущий топот нарастал, заглушив все, но внезапно оборвался, словно его выключили. Вязкая тишина дышала в уши, вокруг было полутемно. Они сидели в клубящихся стенах броневагона, вернее, его отражения в мире теней.
– Ох, слава Хальде!
– Причем тут Хальда…
– Как же здесь тихо и хорошо.
– Где Ани?!..
Анны не было. И Дмитриуса тоже.
– Он железный, не живой… Я не смог его почувствовать, чтобы провести.
– А Анна?!
– Наверное, так и не смогла проснуться по-настоящему, сосредоточиться…
– Даже и не думай, рыжая, – рэйнджер схватил жрицу за рукав. – Мы не можем вернуться за ней. Второй раз учитель нас не вытащит.
– Она же умрет!
– Алейна… я правда не смогу… я должен сохранять контроль. Удерживать всех…
Сумрак, извечный и тихий, медленно выталкивал живых, не принадлежащих миру теней. Нужно уметь держать себя в сумраке, с каждым вдохом не всплывать на поверхность, а оставаться в глубине. И тем более, уметь удержать живых, дышащих, разных людей.
– Ани… Прости… Ани… – Алейна зарыдала. Все, что они испытали сегодня, все, что выдержали и преодолели, для бедной израненной Анны было зря. Она погибнет в злопастном, копытчатом, клыкующем зверином аду. И они ничего не способны сделать, никак не могут ее спасти.
Алейна плакала от бессилия и несправедливости, вспоминая надменное лицо Смеющегося бога. Улыбку существа, всегда получающего то, что хочет. Она видела, как Левран выдирает душу из груди Анны и смеется, как вьется по ветру его огромный лунный плащ, как вороны с криками носятся вокруг повелителя – и как душа Анны становится одной из них, вечных пленниц Короля Ворон… Закрыв лицо руками, девчонка рыдала и не могла остановиться.
У Винсента блестели глаза, Кел не скрывал навернувшихся слез. Ричард угрюмо смотрел на них, изнеженных горожан, но в складке меж его густых сомкнутых бровей тоже пролегла горечь утраты, а левая, опорная для лучника рука, непроизвольно прижалась к груди.
Мгла задрожала.
– Что это? – шепнул Кел.
Беззвучный грохот вырос и вздыбился вокруг них, взламывая спокойствие сумрака. Живая лавина обрушилась на броневагон в реальности – и армия теней навалилась на него в измерении мглы.
Маг расставил руки, потоки теней потекли с них в стены, из его головы в потолок, из сложенных в позу лотоса ног вниз, он одновременно врастал всем телом в глубину сумрака и становился частью теневагона. Он держал пульсирующие стены, в которые бился бушующий прибой серых тел, малых и больших, крохотных и огромных, держал их как часть самого себя.
Тень предмета и сам предмет тесно связаны. Не дав разрушить тень, сделаешь хоть немного крепче ее источник… По лицу Винсента текли ручьи пота. Серая материя страшно деформировалась вокруг, повсюду текли ручейки и дымы, в стенах появлялись прорехи.
– Помогите… мне… – выдавил Винсент.
Алейна сделала резкий вдох, утерла лицо.
– Милосердная Матерь, – зашептала она, все еще плача, – помоги хозяину мглы, придай силы рукам его, воли помыслам его, чистоты разуму, чтобы он совершил даже невозможное, во спасение твоих детей.
Тихий свет родился в ее ладонях, Винсент судорожно дышал, отражая удар за ударом, волну за волной, жилы вздулись на багровом лбу; Алейна обняла ладонями его щеки, свет озарил мага, мокрого от натуги, смешался со колышущимся ореолом теней вокруг него, и мгла не отпрянула от света, а приняла его в себя.
Причудливые завитки плыли по дрожащему нутру броневагона, расплетались мимо Лисов узором из солнечного дыма, таяли в тишине. Свет впитался в голову мага, и того словно отпустило – он выдохнул с огромным облегчением, закрыл глаза, мгла потекла к нему быстрее, сильнее, темнея и сгущаясь на ходу. Она вплывала в мага и выносилась из его рук и головы скрученными колоннами, укреплявшими стены и потолок теневагона.
– Спасибо… – прошептал Винсент, – Спасибо…
– Слава Хальде, – тихонько улыбнулась Алейна сквозь слезы.
За бортом броневагона царило нечто невообразимое.
Лисы прижались друг к другу спинами и с ужасом наблюдали. Мглистые стены светлели прорехами, да и тень не материя, присмотрись – и увидишь сквозь нее, особенно когда слабый свет озарил стены изнутри.
Искаженные деформацией морды, копыта, рога, клыки, носы, языки, выпученные глаза. Животная масса билась о сдерживающие стены, сумрак ходил ходуном, серая материя пульсировала, волны тонкой дымки плескались в воздухе. Все было в движении, все взаимосвязано, вибрации передавались волнами, мир танцевал, искаженный судорожной дрожью.
Лисы знали, что будет, если они прорвутся сюда. Вал мглы не причинит серьезного вреда материальным телам. Как приливная волна, разбившись о стоящих, отхлынет обратно, чтобы нахлынуть снова. Но столь мощная волна раскидает их в стороны, разорвет связь с Винсентом, а оторванные быстро всплывут из мира теней на поверхность, и окажутся в уже в настоящих – беснующихся жерновах.
– Смотрите!
Ричард указывал наверх.
В сером небе беспорядочно кружились тысячи птиц. Они вились над последней защитой Лисов, ждали момента, когда стены броневагона падут, чтобы рухнуть небом на обреченные головы. Но теперь… Прямо в центре птицеворота возникла гигантская крылатая тень.
Она брезжила в вихрях сумрака зловещей белизной. Разводя крылья, птица словно смиряла движение вокруг – ровными волнами от нее расходился порядок, птицы выстраивались в единое полотно, зависая с распахнутыми крыльями. Сумрак разгладился, поддавшись эманации, идущей от нее, дымные вихри смело разошедшейся волной силы.
Это завораживало, огромный распахнутый силуэт – и расходящиеся от него ровные армады зависших в воздухе птиц. Словно замедленный момент, пойманный сачком времени.
– Хранитель, – прошептал Кел. – Наконец-то она пришла.
– Мы… можем возвращаться? – спросил слабеющий Винсент.
– Нет!! – в один голос воскликнули остальные трое.
Взгляд серого мага был одновременно дико усталый и непонимающий.
– Неизвестно, – прошептала Алейна, глядя на огромную белую сову, вокруг которой круг за кругом упорядочивалось пространство, – кто страшнее.
Aнна очнулась от грохота, который перекатывался вокруг, и у нее в желудке тоже. Было жарко и темно, мелкие вещи подпрыгивали от тряски и стучали по полу, стены скрипели, сотни ударов – слабых, сильных и пугающе-сильных – сыпались на броневагон со всех сторон.
– Что… такое? – выдавило пересохшее горло.
– Хана.
Дмитриус стоял рядом с Анной, но даже так, она едва слышала, что говорит Стальной.
– Что?..
– Низверг поднял толпы зверей. Они как бешеные к нам рвутся.
– Зачем?.. – спросонья и почти без сил, Анна соображала исключительно плохо.
– На рога насадить. Копытами растоптать. Разорвать в клочья, – обстоятельно отвечал Стальной. Усмехаться он не мог, так как не обладал легкими, которые для этого жизненно необходимы. Но научился имитировать хмыканье голосом, поэтому в конце добавил:
– Гым-гым.
– Разве они могут… пробить окованный сруб? С железной-то рамой?
Пол содрогнулся, кто-то крупный, кабан или может лось, врезался в стену, насадив себя на шипы. Судя по истошному визгу, кабан.
– Обычные звери не могут. Холмовые выростки – могут.
Анна вспомнила огромного лося в тумане, который перешагнул Повитуху у них на глазах. Речушка небольшая, да и шагнул он в самом узком месте, всего-то метра три. Один шаг, три метра. Сначала из густого белого марева выдвинулось, царственно выплыло дерево, голое, с короткими толстыми ветвями, только это было не дерево, а его рога. Шкура как кора вековых деревьев. Древонос, нарекли его холмичи.
Анна вспомнила, как в жаркий полдень наткнулась на громадного черного медведя, покрытого длинными иглами, словно дикобраз. Он был сытый и сонный, вывернул самый большой куст черевицы и лениво лизал белый корень. Обычного зверя пара капель утянут в беспробудный сон, за которым придет коварная смерть: алые нити вплетутся в тело несчастного и вытянут из него всю кровь. А этот гигант лизал белый корень и жмурился, довольный. Увидев Анну, застывшую на месте от изумления и страха, он даже не шевельнулся, только издал фырчащий рев, в котором звучало: «Смотри, как мне хорошо!» Позже Анна узнала, что этот выросток страшен, он часто бывает в ярости – или в веселье – и в обоих случаях не щадит никого, кто попадется под руки. Лисам повезло застать его в ленивом настроении, единственном, когда он безопасен. Дикоброзд, звали его.
Много странных существ, порой единственных в своем роде, одиноких гигантов, появлялись на свет и обитали в пронизанных тысячелетней магией Холмах. И кто знает, сколько выростков, одержимые Зовом, пробивались сейчас к стенам броневагона, чтобы сокрушить их.
– Они друг другу сильно мешают, – проронил Стальной, прислушиваясь к грохоту, визгу, рычанию, ударам и прочей вакханалии, творящейся вокруг.
Ходячий доспех видел плохо и недалеко, зато звук чувствовал на сотню метров во все стороны и, если постарается, мог услышать каждый отдельный звук. Вибрации стали его картиной мира, и слух Дмитриуса частенько оказывался прозорливее глаз остальных.
– Так что мы не сразу скопытимся. Сначала слабые помрут. Побьют себя о кромсатели и серпы, потопчут друг друга. Вот тогда сильные, кто останется, без помех за нас примутся. Еще не меньше полпальца ждать. Если сруб выдержит.
– Ох… У тебя нет воды?
– Даже если бы была, какой смысл, гым-гым? Уж до смерти-то дотерпи.
– Даже если через полпальца умрешь, – прошелестела Анна, – сейчас от этого пить меньше не хочется. Ты просто забыл, что значит жажда, железяка.
Дмитриус не отреагировал на издевку, сказанную измученной, израненной подругой. Конечно, она была дико зла. Хотя бы от бессилия хоть как-то повлиять на свою судьбу.
– А где наши? – спросила Анна, заставив злобу уняться.
– Ушли в тень. Пытались и нас забрать, но не судьба.
У черноволосой немного отлегло от сердца. Пусть и не все, но Лисы выцарапали себе еще один день. Избежали еще одной смертельной ловушки судьбы, и будут дальше мчаться по своему извилистому пути. Да и Дмитриус скорее всего выживет, не так-то просто его уничтожить.
Опустошение в груди хоть частично сменилось теплом, хотя все равно было горько. Они столько пережили за последние месяцы, из таких историй выбирались! Но выбирались не все. На равнине Мэннивея, над полноводной Тепрой стоит высокий, покрытый лесом утес – Ветряная гора. С голой вершины открывается потрясающий вид, Лисы обнаружили его случайно, когда прятались от погони и забрались наверх по крутому склону сквозь густой, непроходимый лес. Но встав наверху лагерем, влюбились в это место, оно стало их тайным убежищем. Там ханта хоронила своих мертвых, и три могилы одиноко стояли наверху, обдуваемые ветрами. Теперь их станет четыре.
Может ли быть могила у той, кого заберет безумный бог? Останется ли от Анны хоть что-то, хотя бы тело, изуродованное зверьми? Хоть что-то, с чем смогут попрощаться друзья?
Милосердная Матерь, как же не хотелось умирать… Как хотелось пожить еще, пить сокольский эль, кричать под дождем, отчаянно драться и побеждать, обнимать кого-то надежного, к кому можно повернуться спиной – и чувствовать жадные поцелуи на своем теле. Анне ужасно нравилось, когда ее хотели, когда за возможность обнажить ее и подмять под себя, усмирить, пусть хотя бы в постели, достойные мужчины готовы отдать что-то значимое, сделать что-то решающее – когда она становилась причиной событий. Так уже было, и, боги, как хотелось, чтобы это когда-нибудь произошло снова!
Черноволосая глухо застонала и утерла слезы. Неисцеленные раны страшно болели, несмотря на мази Алейны, несмотря на бережную и крепкую перевязку. В голове мутилось от проливня сон-травы, Анну уже второй раз за день мучала ожесточенная битва между равнодушной слабостью и взбудораженным адреналином, обуявшая с ног до головы. Организм изо всех сил хотел вырубиться, кануть в темноту, но в десяти разных местах дергались нарывы боли, а внутри ходила волна страха и надежды: «А может!.. Ну, может быть!..»
Вдобавок, перевязи зудели и чесались, как адовы прыщи (а тем, кто не знает, что такое адовы прыщи, лучше и не знать), поэтому Анне захотелось отрастить когти и разодрать себе тело в агонии, ускоряя смерть. И кстати, она как-то раз ненадолго побывала химерой с когтями, клыками, светящейся шерстью и перьями, с яростным рыком, повергающим друзей в панику, а врагов в бегство. Поэтому знала, о чем речь. В любом случае, Анна была готова уже практически на что угодно, лишь бы прекратить безумие, царящее снаружи и внутри.
Медвежий рык смешался с ужасным, бередящим сердце козлиным блеянием, вот странное сочетание, два зверя рвались внутрь: остервенелый козел вибрирующе орал и бил копытами и рогами, медведь пытался продраться, вгрызаясь, вскребываясь в уставшие бревна. Безнадежно, будь они единственными и первыми – но, когда такие удары уже пять минут наносятся живой лавиной со всех сторон, даже окованная бревенчатая броня на железной раме начинает трещать.
Анна слышала, как ходят бревна в раме, как гнется железо, лопаются и вылетают заклепки, отгибаются обшивочные листы, и ей вдруг стало ясно, что она погибнет не от копыт или разверстых пастей, а просто от бревен, одно рухнет и вдребезги разобьет череп, другое сломает спину, третье раздавит грудную клетку. Как-то так.
Она слышала, как гибнут кричащие звери, врубаясь, вминаясь, остервенело и бессмысленно вгрызаясь в толщу бревен, ломая голову в ударах о стену – а в большинстве своем, умирая под копытами и когтистыми лапами себе подобных. Кажется, повозка была уже до крыши погребена в живом, ворочающемся месиве звериных тел. В местах, где безумное стадо отодрало куски обшивки, сквозь ходящие ходуном бревна стала сочиться кровь. И без того душная, пропитанная страхом темнота заполнилась горячим и липким запахом смерти.
– Не могу, – прошептала Анна, почти теряя сознание. – Не могу.
Она вскрикнула от боли, но встала, взялась за скобы в стене – и полезла наверх.
– Рехнулась? – спросил Дмитриус, но кажется, в ровном голосе ходячего доспеха отобразилось сочувствие и понимание.
– Да, – рявкнула Анна, сплевывая вкус крови изо рта. – Хочу на воздух. Хочу быстрей.
Он помедлил, соображая. Одной рукой подсадил Анну, а другой зазвенел цепью, открывая люк.
– Прощай.
– Прощай.
Воздух хлынул в броневагон вместе с солнечным светом. Носящиеся сверху тени превратили сноп света в калейдоскоп. Анна поневоле хмыкнула, подумав, что любой ребенок отдал бы за такое зрелище душу. Такое увидишь раз в жизни, даром, что этот раз будет поледний.
– Аааа… – заревела она от боли, подтягиваясь и выползая на крышу. Разгибаясь, шатнулась от слабости, но устояла. – Боги, какая…
Она не смогла сказать «красота», глядя на трехметровый вал живых и мертвых окровавленных тел, почти достигший крыши. На двадцатиметровое месиво, шевелящееся кольцо вокруг броневагона, и на сто метров во все стороны, заполненных мечущимися стаями и стадами, не способными прорваться внутрь. На реющие вихри птиц, ждущих, когда броневагон распадется.
Это было ужасно, но завораживающе. А дальше все стало еще красивее и ужаснее, неимоверно красивее и ужаснее.
– Ну?! – заорала Анна. – Давайте!
Увидев ее, лавина снизу и крылатые вихри сверху пришли в единое, взаимосвязанное движение, беснующийся мир вздрогнул, переосознав свой миропорядок – и ринулся всем скопом на нее. Словно стая пираний, скользящая к жертве единым, слитным порывом, разношерстные звери и птицы, волна за волной, бросали свои тела в черноволосую – движением лап, взмахом крыльев, прыжком. Словно многосуставный механизм огромной сложности, живые жернова смыкались в одной точке пространства-времени, и там замерла она.
Анна смотрела, как во сне, на рвущихся к ней ощеренных волков, варгов, гиен, медведей, оленей и лосей, страшных одинаково. Их тела, мокрые от крови, истерзанные, израненные, топорщились всклоченной шерстью, лики искажены бешенством, глаза выпучены, рты раскрыты и ощерены в крике. Она не смогла закрыть глаза и оторваться от зрелища, пробирающего до потрохов.
«Миг до низвержения», так бы назвал картину больной на всю голову художник. Казалось, ничего не могло быть завершённее этой картины: Анна в центре мира, который рушится на нее. Но над ней, в центре птицеворота из ниоткуда выпростался огромный силуэт белой совы.
Ее появление изменило маленькую, взаимосвязанную звериную вселенную, гравитация белой птицы сломала происходящее и перекроила физику безумия на лету. Вихри птиц разбились, как от взрыва, разлетаясь во все стороны разноцветным фейерверком. Словно планета воздвиглась в рое метеоров, и ее властная тяжесть расшвыряла их во все стороны.
Напластывающиеся друг на друга животные сменили вектор движения так быстро, как смогли: как сумели осознать присутствие белой птицы, и отреагировать на нее судорогой своих тел. Быстрый варг, оскаленная смерть, не достал до Анны лишь немного, завизжал, изгибаясь в прыжке и пронесся мимо, обрызгав ее кровью. Спрыгнув на голову медведя и оленя, он рухнул в месиво, с воем вынырнул на поверхность, но скрылся в откатившихся от броневагона живых волнах. Течение унесло его бесследно.
Белая сова зависла над Анной, скрюченные лапы с искривленными когтями подрагивали в метре от ее лица. Тень от птицы, густая и черная, упала прямо вниз, перекрыла солнце, и в маленьком зверином мирке наступила ночь.
Снизу все живое отдергивалось от белой совы и даже от ее тени; словно невидимый огонь пожирал тополиный пух, оставляя за собой расширяющуюся во все стороны пустоту.
Сверху же, наоборот, мириады птиц слетались к ней и вливались в нависший над землей пугающе гармоничный фрактал.
Снова раздался громадный рев. Зовущий из-под Холма стенал, призывая зверей и птиц вернуться обратно и завершить начатое. И звери стали возвращаться назад. Управляемый хаос выворачивался наизнанку, когда мелкие твари шмыгали из-под ног у крупных, опережая их и создавая первую, легкую приливную волну. Вслед за ней шла большая вторая, широкая третья, тяжелая четвертая. Рев торжествующе плыл над равниной.
И сова ответила на него.
Когда прозвенит мрачный башенный колокол, звон от него переливается в воздухе, дышит в ушах и стелется по коже тревожной волной. Этот странный, угасающий звук был бы еще страннее, если бы прозвучал сам по себе, без породившего его удара бронзы о бронзу.
Сова беззвучно распахнула клюв, и мир вокруг загудел переливающимся тоном, который плыл в небе и вибрировал в животе. От него подгибались ноги, слабели руки, Анна сползла на крышу.
Животные жалобно, протяжно взвыли. Зов гнал их вперед, ужас и пустота толкали назад. Часть зверей, особенно мелкие, бросились в бегство, равнину покрыл шебуршащий ковер беглецов.
Чудовищный рев повторился: злой, настойчивый, властный, заглушая стихнувший звон. И поредевшая, отступающая армада наполнилась смелостью и волей; вскидывая опущенные головы, звери зарычали, закричали и бросились к броневагону.
Ни одна птица в небе не шелохнулась, все повиновались сове, игнорируя глас, идущий из Холмов. Сова взмахнула крыльями, и полнеба повторило ее движение. Она опять издала свой странный, переливающийся стон; к нему присоединился единый клекот тысяч птиц. «Смерть. Пустота. Ничто» вибрировал он.
Звери впали в безумие, мечась туда и сюда, сталкиваясь, катаясь по земле, бессильно воя и хрипя. А звенящее дыхание плыло дальше, к Холмам, к владельцу чудовищного рева, предупреждая его: «Замолчи. Отступись.»
Но яростный монстр ответил еще сильнее, чем раньше. От его гнева дрогнули горы, и звук исчез, словно равнина оглохла, все сделалось глухим и мертвым, только в крови пульсировал непобедимый, могучий, первобытный приказ: «Убить. Стереть с лица земли.» Анна почувствовала, как руки тянутся к собственному горлу, давить, душить, ошеломленно почувствовала, как они легли на шею и сдавили, одновременно пытаясь и защитить ее, и убить. Переборол первый инстинкт. Отняв руки от горла, черноволосая рассматривала ладони, не понимая, кому они принадлежат.
Звери измученно и хрипло дышали, но Зов заполнил их целиком. Поднимаясь с земли, они медленно, с трудом, но неотвратимо двигались вперед, к броневагону.
Анне показалось, что против такой мощи нет ответа, что белая птица проиграла. Но она плохо знала сову.
Круглые, бездонные глаза сузились, клюв приоткрылся в клекочущей ярости, и без того пугающее лицо исказила такая ненависть к посмевшим ослушаться ее, что Анна, как испуганный ребенок, закрыла руками лицо.
– Шшшшш, – разлился в воздухе гипнотический шепот. – Шшшшш.
Сова шептала не зверям, те ничего не могли услышать, поглощенные Зовом. Она шептала птицам. Фрактал на полнеба взломался и рассыпался сонмом крылатых осколков. Птицы уносились прочь так же стремительно, как прилетели.И когда они отлетели, а передние ряды окровавленных, истоптанных и избитых животных взобрались на повозку, смыкаясь вокруг Анны… сова почернела. Гладкая, лакированная ночь разлилась по ее перьям, а как только последний кончик стал аспидно-черным, она разверзлась провалом беспросветной тьмы, разрослась на десятки метров, и сомкнула крылья, поглотив броневагон, зверей. Половину равнины.
Анна оказалась в кромешной темноте, мир вокруг исчез, как и дощатая крыша под ногами. Она канула в бездну, и поняла, что будет падать вечно. Но вся боль покинула ее, все сожаления и страхи, весь смысл и вся воля остались там, наверху, на свету, а здесь лишь тьма и пустота. Она падала в забвение, чувствуя, как вместе с ней падают и гаснут сотни и сотни простых, безмолвных, смирившихся душ.
– Ани!!
Алейна воскликнула, когда увидела, как гигантская черная тень поглощает Анну и все вокруг. Лисы ахнули. Сердце Винсента зашлось в ужасе, в глазах потемнело от прилившей к лицу крови. Нечто более страшное, чем смерть, разверзлось вокруг, и они стали падать в бездну, теряя сумрак под ногами.
Но Алейна прошептала имя Матери, и белый единорог у нее на груди вспыхнул. Ослепительный свет пронизал тьму, пробил и мглу, и реальность, и бездну.
Ничто конвульсивно дернулось и выплюнуло их. Лисы попадали на пол броневагона, в кучу сваленных вещей. Ричард ударился головой о Стального, и тихое проклятие слетело с его губ, но затем он сел, взявшись за голову, и громко, измученно засмеялся.
Анна лежала на крыше, раскинув руки, без сил. Белая сова зависла над ней, нагнув голову и разглядывая ее. Черные глаза смотрели всезнающе, равнодушно.
Затем она глянула туда, откуда приходил яростный Зов. И снова издала свой полный ненависти гудящий звон. «Ничто. Ничто. Ничтожный» звенело в нем. Владыке зверей больше нечем было ей ответить.
Порыв ветра, и сова исчезла, как наваждение, а броневагон вновь осветило солнце.
Алейна взобралась наверх и, всхлипывая, гладила Анну, а сама смотрела на равнину, усеянную тысячами мертвых тел.
Два часа спустя холмичи, за которыми Винсент послал своего ворона, прибыли. Бородатые, измятые жизнью и с ног до головы измазанные землей, они приближались осторожно. Остановились почти в километре, не подходя к зверьим трупам, чтобы не пугать приведенных лошадей, и протрубили в рог. Но их и без того заметили, Ричард уже шел навстречу.
– Чего встали, черномазые, – бросил он. – Давайте к повозке. Все равно надо впрягать лошадей.
